Ю. К. Крячкова
(Тверь, ТвГУ)
Граница реального и воображаемого мира героя Джека Лондона «Странник по звездам» («The Star Rover»)
Субъективное восприятие реальности и границы мнимой действительности – важная эстетическая проблема, которая является основой многих философских конфликтов литературы ХХ в. Так называемый воображаемый мир героя фактически является объектом рефлексии[1]. Однако все не так просто в романе Джека Лондона «Странник по звездам». Лондон делает границу реального и воображаемого не просто игрой с вымышленным миром, но доминантой структуры: использует переход из мира текущей реальности персонажа в мир его некогда прожитых воплощений как основу для сюжета.
Для понимания значения процесса перехода героя от одной действительности к другой нам необходимо провести многоуровневый анализ текста. Для начала выделим эпизоды перехода между реальностями и проанализируем их в философском контексте произведения, определим, что именно автор выделяет как исходную точку трансформации мира, а что становится сигналом к возвращению.
Главный герой романа, пожизненно заключенный в тюрьме Сен-Квентин профессор агрономии Даррэл Стэндинг, отбывает свое наказание за убийство своего коллеги, которое он совершил в порыве ярости. По фатальному и нелепому стечению обстоятельств, которые подстроил один из заключенных, он оказывается приговорен к отбыванию срока в одиночной камере и подвергается пыткам «смирительной рубашкой». Пытка заключается в том, что человека туго затягивают в брезентовое полотно и оставляют на много часов. За стенами у Даррэла есть два соседа – Эд Моррел (у этого персонажа был прототип, а именно реальный человек с таким именем, с которым беседовал Джек Лондон и на основании этих рассказов уточнял сюжет романа) и Джек Оппенхеймер, такие же «погребенные заживо» неисправимые преступники. Они «общаются» при помощи особого кода, который выстукивают по решетке. Эд Моррел делится своим опытом «выхода» из тела и путешествия по тюрьме, несколько раз доказывая это тем, что сообщает новости раньше, чем они доходят до подвала тюрьмы. Он становится метафорическим «чудесным помощником», который рассказывает герою о пути в параллельный мир. Применив технику «малой смерти», которая заключается в том, что человек силой воли «отключает» тело, Стэндинг попадает в звездное пространство, а оттуда в свои предыдущие жизни.
Главный герой является не просто персонажем, но эстетическим объектом, который, согласно Бахтину[2], является внутренней смысловой границей между мирами, внеэстетической реальностью и воображаемой художественной действительностью. Можно судить также, что субъект, находящийся в изоляции, способен явить свои истинные сущностные стороны. Так, по словам Георга Зиммеля, рама ограничивает картину от всего внешнего, создавая точку фокусировки, вокруг которой собирается целостность рисунка[3].
Эту мысль ранее высказал и Лотман в своей работе «Структура художественного текста». Он сравнил специфику связей текста с киноповествованием, которая, в свою очередь, «обнажает механику всякого художественного повествования», так как в кино легко выделяется «единица последовательного членения», оно представляет собой последовательность кумулятивно соединенных кадров. При этом кино имеет явную границу, что дает нам право считать, что оно обладает чисто топологическим свойством, то «есть имеет те же границы, что и целое», то есть начало и конец повествования в художественном произведении гомеоморфны целому[4]. Этой рамой служит та самая смирительная рубашка, она становится «дверью» между фикциональным и нефикциональным миром.
Можно описать жанровую разновидность произведения как темпоральный роман или хронооперу, ведь главный герой из заключенного, живущего в XX веке, непоследовательно и фрагментарно перевоплощается в первобытного воина; голландского мореплавателя, который становится древним японским правителем, а потом нищим; мальчика, который путешествует по американской пустыне и умирает от рук мормонов; храброго дуэлянта эпохи Возрождения; потерпевшего крушение жителя необитаемого острова; фермера, который осваивает пастбища Америки. Всех этих людей объединяет «багровая ярость» и любовь к женщине – именно эти качества стали причиной того, что герой оказался в одиночной камере. Это указывает на то, что душа Стэндинга имеет фиксированные отличительные черты, то есть он сохраняет себя в своих мнимых путешествиях во времени и пространстве. Сигналом к возвращению в реальный мир становится стук открывающейся двери камеры, голос надзирателей и начальника тюрьмы Азертона.
Отсюда можно сделать промежуточный вывод о том, что камера и смирительная рубашка являются границей между двумя мирами, а сам параллельный мир мнится персонажем как вполне реальный. Всему этому, разумеется, есть научное объяснение, а именно то, что тугая шнуровка вызывает стенокардию, а затем галлюцинации в состоянии полу-комы, которые становятся отражением граней личности героя, однако все же необходимо задаться вопросом, является ли воображаемой для героя та реальность, в которой он пребывает во время своих «странствий». На этот вопрос можно ответить весьма точно – нет, не является. Несмотря на то, что он сохраняет память о своем теле, которое томится в тюрьме, и постоянно об этом упоминает, твердя свое настоящее имя, все остальные чувства, мотивы и понятия становятся абсолютно реальными, он знал неведомые ему ранее языки, умел фехтовать или обладал титанической силой.
Более того, после «путешествий» меняется поведение героя в реальности в зависимости от погружения в ту или иную плоскость реальности; так, например, он начинает действительно говорить по-японски с начальником тюрьмы. Однако не только во время пребывания в камере Даррэл посещал предыдущие реинкарнации, так, в глубоком детстве он рассказал миссионеру о распятии Христа по фотографии Голгофы, хотя не мог об этом знать в столь юном возрасте. Это доказывает, что два мира взаимообусловлены и взаимозависимы[5].
Кроме того, перемещения героя играют не только сюжетную и философскую, но и эстетическую роль. Можно утверждать, что смирительная рубашка становится не просто границей двух пластов повествования, но архитектонической границей. Встреча и слияние художественной и нефикционной действительности образуют эстетическое событие, встречу «автора», «героя» и «читателя». Недаром в произведении так часто встречаются прямые обращения к рецепиенту, автохарактеристики персонажа и авторские отступления. Схожую мысль можно найти в работах М.М.Гришмана, который утверждает, что такой встрече в тексте способствует авторский индивидуальный стиль[6].
Роман имеет огромное количество переводов на русский язык, для более глубокого понимания замысла автора необходимо сопоставить перевод с оригиналом. Особое внимание стоит обратить на заглавие романа. В оригинале оно звучит как «The Star Rover», а в переводах есть такие варианты как «Странник по звездам»[7], «Звездный скиталец»[8], «Смирительная куртка»[9], «Смирительная рубашка»[10]. Во многих переводах утрачивается концепт «rover», который имеет богатую концептуальную базу в переводе на русский. В одной версии это «странник», «скиталец» – 1. Странствующий человек (обычно бездомный или гонимый) – 2. (одинокий и бесприютный человек) – 3. Человек, идущий пешком на богомолье, богомолец[11]. В другой трактовке – «бродяга», что семантически близко к «разбойник», «искатель приключений»[12].
Согласно В.А. Масловой, концепт странничества крайне силен в литературе, а кроме того, неоднозначен и может быть исследован в разных сферах научного знания: в богословии, когнитивной лингвистике, философии, психологии, в искусствоведении, эстетике и др., наполняясь в каждой науке несколько иным содержанием[13].
Исходя из этого, странник представляется особым персонажем, который имеет свойство переходить из одного мира в другой, при этом не считая ни один из них вымышленным, а также присваивать себе черты обоих миров и самостоятельно очерчивать границы перехода. Действительно, лирический субъект Джека Лондона подходит под это описание.
Итак, роман Джека Лондона «Странник по звездам» построен на сопоставлении реального мира героя и его ранее прожитых воплощений. Кроме того, в процессе познания параллельного бытия на личность героя наслаиваются его потенциальные реинкарнации, что делает его еще более сложным персонажем. Свободу души героя подчеркивает его заключение в особо жестких условиях, то есть несвобода физическая, а силу человеческой мысли и нетелестности подчеркивают повторяющиеся эпизоды судеб одного духа в разных воплощениях. Более того, можно сделать вывод о том, что именно мотив границы и перехода из одного состояние героя в другое становится эстетическим событием, что является доказательством того, что сам роман имеет гораздо более серьезный художественный смысл, который стоит изучать более подробно.
[1] Дрейфельд О.В. «Ирреальность» воображаемого мира героя и «неклассическая» литература XX в. // Новый филологический вестник. – Сер. Языкознание и литературоведение. – 2015. – С. 44-51.
[2] Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики – Москва: Художественная литература, 1975. – 504 с.
[3] Зиммель, Г. Рама картины. Эстетический опыт / Граница как механизм смыслопорождения // Граница и опыт границы в художественном языке. / Пер. Рымарь Н.Т — Самара: Самар. гуманит. акад., 2004. — С. 189-193.
[4] Лотман Ю. М Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. – Санкт-Петербург: Искусство - СПб, 1998. - С. 14–288.
[5] Холуй Б. На «взаимную обусловленность обеих разделяемых границей сторон» / Пер. Вирбицки, Сковронек, Биенек, Ивасков. – Москва: Международный архив социальной истории немецкой литературы, 2003. - С. 58.
[6] Гиршман М.М. Литературное произведение: теория художественной целостности. – Москва: Языки славянской культуры, 2002. – 527 с..
[7] Лондон Дж. Странник по звездам, или Смирительная рубашка: роман / пер. Озерской Т. – Санкт-Петербург: Азбука, 2016. – 348 с.
[8] Лондон Дж. Межзвездный скиталец: Роман / Пер. М. Шишмаревой, С. Займовского; Вступ. ст. В. Гопмана; Худож. Г. Филатов. – Санкт-Петербург, Москва: АО «Прибой», 1992. – 474 с.
[9] Лондон Дж. Смирительная куртка: роман / Пер. Д.П. Носовича. – Санкт-Петербург: Государственное издательство, 1925. – 299 с.
[10] Лондон Дж. Смирительная рубашка: Роман / Пер. Н. Кранихфельд и Е. Цедербаум. – Санкт-Петербург: Кн-во б. М.В. Попова, 1916. – 300 с.
[11] Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 72500 слов и 7500 фразеологических выражений – Москва : Азъ, 1994. – 907 с.
[12] Толковый словарь русского языка : в 4 т. / сост. Г. О. Винокур, Б. А. Ларин, С. И. Ожегов, Б. В. Томашевский, Д. Н. Ушаков ; под ред. Д. Н. Ушакова. — М. : Государственный институт «Советская энциклопедия» : ОГИЗ, 1935 – 1940.
[13] Маслова В.А. Странник в русской лингвокультуре: ценность, концепт, образ // Вестник РУДН. - Сер. Лингвистика. – 2015. – № 3. – С. 23-31.
Список литературы
1. Андерсен Х.К. «Путешествовать – значит жить»: Концепт странствия в мировой литературе // ХVII Пуришевские чтения: cб. материалов междунар. конф., посвящ. 200-летию со дня рождения Х. К. Андерсена, 4-8 апр. 2005г. – Москва: МПГУ, 2005. – 301 с.
2. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики – Москва: Художественная литература, 1975. – 504 с.
3. Гиршман М.М. Литературное произведение: теория художественной целостности. – Москва: Языки славянской культуры, 2002. – 527 с..
4. Дрейфельд О.В. «Ирреальность» воображаемого мира героя и «неклассическая» литература XX в. // Новый филологический вестник. – Сер. Языкознание и литературоведение. – 2015. – С. 44-51.
5. Зиммель, Г. Рама картины. Эстетический опыт / Граница как механизм смыслопорождения // Граница и опыт границы в художественном языке. / Пер. Рымарь Н.Т — Самара: Самар. гуманит. акад., 2004. — С. 189-193.
6. Лондон Дж. Межзвездный скиталец: Роман / Пер. М. Шишмаревой, С. Займовского; Вступ. ст. В. Гопмана; Худож. Г. Филатов. – Санкт-Петербург, Москва: АО «Прибой», 1992. – 474 с.
7. Лондон Дж. Смирительная куртка: роман / Пер. Д.П. Носовича. – Санкт-Петербург: Государственное издательство, 1925. – 299 с.
8. Лондон Дж. Смирительная рубашка: Роман / Пер. Н. Кранихфельд и Е. Цедербаум. – Санкт-Петербург: Кн-во б. М.В. Попова, 1916. – 300 с.
9. Лондон Дж. Странник по звездам, или Смирительная рубашка: роман / пер. Озерской Т. – Санкт-Петербург: Азбука, 2016. – 348 с.
10. Лотман Ю. М Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. – Санкт-Петербург: Искусство - СПб, 1998. - С. 14–288.
11. Маслова В.А. Странник в русской лингвокультуре: ценность, концепт, образ // Вестник РУДН. - Сер. Лингвистика. – 2015. – № 3. – С. 23-31.
12. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 72500 слов и 7500 фразеологических выражений – Москва : Азъ, 1994. – 907 с.
13. Толковый словарь русского языка : в 4 т. / сост. Г. О. Винокур, Б. А. Ларин, С. И. Ожегов, Б. В. Томашевский, Д. Н. Ушаков ; под ред. Д. Н. Ушакова. — М. : Государственный институт «Советская энциклопедия» : ОГИЗ, 1935 – 1940.
14. Холуй Б. На «взаимную обусловленность обеих разделяемых границей сторон» / Пер. Вирбицки, Сковронек, Биенек, Ивасков. – Москва: Международный архив социальной истории немецкой литературы, 2003. - С. 58.
Юлия, спасибо большое за очень интересный доклад!
ОтветитьУдалитьВопросы, которые хотелось бы задать, такие:
1) оказывают ли странствия героя какое-то воздействия на те миры, в которые он попадает? Можно ли, исходя из этого, сделать какие-то выводы о реальности или воображаемой сущности этих миров?
2) оказывает ли какое-то влияние на читательскую рецепцию реальности / нереальности путешествий героя нарративная структура романа?
Спасибо!
Здравствуйте! Спасибо за вопросы!
УдалитьКогда герой попадает в свои предыдущие жизни, он ощущает их как свою реальность, в которой он адаптирован. Например, когда он становится дуэлянтом или голландским мореплавателем, который путешествует в том числе и по Японии, он говорит на французском, японском и других языках. При этом он отдает отчет себе о том, что он Даррел Стендинг. Приключения влияют на него, а он на них нет, он живет по уже прожитому сценарию, который частично совпадает с его реальной жизнью, а именно "багровая ярость" и "женщина"(это причины его попадения в тюрьму) являются константами в характерах его воплощений.
Он смотрит их как кино с полным погружением, анализирует. Это свидетельствует о том, что это, скорее, вымышленный мир, выраженный в своеобразном воспоминании.
Что касается нарративной структуры, то она несколько сбивчивая, что создает эффект реального припоминания событий жизни, которые герой пытается быстро пересказать перед казнью. При этом лейтмотивом становится имя лирического субъекта, которое он повторяет, чтобы удостовериться в том, кто он такой есть.
То есть создается впечатления, что автора, как посредника, вообще нет, при этом есть только сам герой и десяток его воплощений. Он приводит весомые и рациональные доводы о существовании "звездного пространства" и о том, что всю жизнь чувствует связь со всеми своими жизнями. Соответственно, читатель постепенно начинает верить в истинность, с такой же силой, как и сам герой, который таким способом как бы исповедуется перед читателем.
Возможно, Лондон подчерпнул такую манеру у Эда Моррела, который сам и рассказывал ему про тюремное заключение, смирительную рубашку и "прогулки" во время малой смерти.
Большое спасибо!
Удалить